– Ну, не хочет она вообще читать! Представляешь?! – жалуется мне родственница на свою 10-летнюю дочку.

Я прицельно разглядываю дом. Газеты, номера популярных журналов, а книгами в нем и не пахнет. Правда, на полке в комнате девочки красовалось несколько новехоньких изданий сказок, что-то из программной классики, и, понятное дело, гаррипотеры в полном составе. Но и их, довольствуясь киношками, девочка отказывалась читать. Сам процесс этот был ей непривычен.

Когда и как пахнет книгами в доме?

Мы многое знаем о родовых библиотеках прошлого. Туда можно было, изловчась, пробраться и, схоронившась в недрах вольтеровского кресла, под учащенный метроном сердца почитать что-нибудь запретное, приговоренное безапелляционно взрослым тоном: «Тебе это еще рано, не поймешь».

 «Декамерон» Боккаччо, конечно, для 10-летнего его захватчика – книжка скучная, но зато там есть место, где подробно описано, как древние блудливые монахи, обманывая наивных богомолок, занимались с ними, ну, сами понимаете чем, называя это ритуалом «загонять дьявола в ад». Или «Жизнь» Мопассана, с той подробно описанной и шепотом пересказываемой друзьям постельной сценой, где муж в спальной сорочке и со свечой в руке пришел к жене ночью и тут такое началось… А, затем, заметно пополнив свой интеллект великими именами Джованни Боккаччо и Ги де Мопассана, просто почитать, чего душа просит, порыться во взрослых книжках, подробно разглядывая в Библии вечно тревожащие воображение гравюры Доре или роскошно изданный – зеленый с золотом – трехтомник Брэма, где все-все о животных, бесконечно вдыхая и на всю жизнь запоминая сей восхитительный запах книг.

 «…лучшие на свете шкапы с книгами...»

Многие из фанатично читавших в детстве и юности представителей моего поколения могут процитировать наизусть из «Белой гвардии» Михаила Булгакова, что же именно мерещились в бреду скарлатины маленькому дворянину Николке Турбину. Этот роман был для нас, тогдашних, не менее культовым, чем «Мастер и Маргарита». А мерещилась ему «бронзовая лампа под абажуром, лучшие на свете шкапы с книгами, пахнущими таинственным старинным шоколадом, с Наташей Ростовой, «Капитанской дочкой»…».

А продолжение этого колорита, символизирующего пиршество культуры и духовности в доме, помнится еще лучше: «… в комнате противно… когда абажур сдернут с лампы. Никогда. Никогда не сдергивайте абажур с лампы! Абажур священен. … У абажура… читайте – пусть воет вьюга…».

Это уже про преемственность поколений. Но, увы, оборванная в начале прошлого столетия, она еще как-то теплилась под этим абажуром под влиянием недорезанных дворян и разночинцев в постмещанских и прочих семьях так называемой советской интеллигенции, которая еще не по слухам знала, что обозначает это слово и изо всех сил старалась тому соответствовать.

Мне повезло – я родилась под абажуром. В доме читали и обсуждали прочитанное. Отдельной комнаты-библиотеки уже не было, но книг все равно было очень много. Целая стена книг, до потолка в два ряда, откуда выгребались запрятанные от меня подальше и Боккаччо, и Мопассан, и Золя, и многое-многое другое – вовсе уже без щекотливых сцен, а просто потому, что потребность читать была естественной и постоянной. Ну, как дышать, как есть и пить. Книжки зачастую выбирались интуитивно, пальцем в небо-страницу или по картинкам, потому что, несмотря на то что взрослые рекомендации предпочтения, конечно же, давались (детская часть библиотеки во многом состояла из унаследованных мною семейных книг), было приятно откопать что-нибудь стоящее самостоятельно.

Мама не уставала повторять, что в семь лет уже знала наизусть всего «Онегина», и ей, как Татьяне, «рано нравились романы, они ей заменяли все». Что ж, ее предпочтение воспитывала гувернантка, закончившая Смольный институт, а на мое маминого времени особо не хватало, она это объясняла тем, что «работала, как проклятая!!!». И потому мои читательские пристрастия воспитывали сами книги, населявшие дом. Романам вроде «Джен Эйр» и «Консуэлло» я предпочитала анархистско-индивидуалистскую литературу скорее мальчишечьего, чем девичьего интереса. Более всего меня привлекали герои – нарушители спокойствия, а потому изгои любого общества: Том Сойер и Гекльберри Финн, Буратино с Чиполлино, Гулливер, Тартарен, Мюнхгаузен, Тиль Уленшпигель и, конечно же, зачитанный мною до дыр Ходжа Насреддин Леонида Соловьева.

Путь чтения

Кто и каким образом меня научил читать – не помню. Но зато отчетливо вспоминаю свое ликование по поводу первой, самостоятельно дочитанной в пять лет, книги. Это был «Робинзон Крузо» Даниеля Дефо с полюбившимися на всю жизнь иллюстрациями Жана Гранвиля.

Вот еще одно очень важное и естественное для человека культуры свойство, привитое мне моим книжным домом – интерес к создателям. Привычка заглянуть в предисловие, чтоб узнать что-то о писателе, сочинившем для тебя такое; посмотреть, а кто же автор этих прекрасных иллюстраций; запомнить фамилию композитора понравившейся тебе музыки –  спасибо моим родителям за воспитанное с пеленок уважение к художнику, к творчеству.

Книги для меня всегда были поводом к размышлению, жизненными сценариями, путеводителями и руководством к действию. Прочитав в пять лет «Детство Никиты» Алексея Толстого, я совершила побег из дома, была обнаружена при попытке проникнуть на баржу (как большинство моих любимых героев я, конечно же, решила путешествовать по свету водным путем), за что, непонятая в своем высоком порыве, была банально выпорота отцом. Это не увеличило во мне желания посвящать родителей в бесконечные тайны своего фантазерского мира, что могло бы во многом сделать спокойней, да и интересней наши с ними отношения.

Но все дело в том, что в нашей семье при объединявшей всех любви к книгам не хватало одного очень важного звена – традиции собираться под абажуром и читать вслух друг другу.

Совместные путешествия вслух

Чтения вслух – это домашний театр, незабываемые интонации, совместные переживания, приключения, обсуждения и бесконечные репетиции различных вариантов притчевых, а значит – жизненных ситуаций. Здесь, под абажуром, под впечатлением прочитанного, вполне может возникнуть идея побега. Почему бы ни убежать из дома вместе с папой? Уйти, куда глаза глядят, как в гайдаровской «Голубой чашке», помните? В походную сумку положить яблоко с булкой – и налегке… А потом, соскучившись вдруг по маме, вернуться домой и, уютно усевшись втроем под знаменитым семейным абажуром, рассказать ей про наши дорожные приключения.

Но подобные путешествия возможны лишь тогда, когда родители очень хорошо помнят себя в детстве.

Память детства

Нет, иногда мне все-таки, конечно, читали, но не по доброй воле, а в результате моего изощренного шантажа. Например, заболев, я соглашалась на горчичники исключительно под рассказы Зощенко про Лелю и Миньку. С тех пор, совершенно не виноватый в том, что мне мало читали вслух, Зощенко, у меня всегда ассоциируется с болезнью и горчичниками.

Моей дочери, кажется, тут более повезло. Ей достался по наследству, как и положено эволюцией, уже несколько усовершенствованный абажур.

Я, сохранив свои детские книжки, читала их ей, рассказывая связанные с ними истории: и про Зощенко с горчичниками, и про «Детство Никиты» с побегом на баржу, и о происхождении некоторых, особо запомнившихся пятен на страницах, когда за обедом вместе с супом – так никогда не делай!!! – проглатывалась очередная любимая книжка, и тут вдруг, дрогнувшей рукой, в страшном месте… И о многом-многом другом. На ее счастье, я вообще очень люблю читать вслух, люблю театр слова, его окрас звучанием, разнообразие интонаций, удовольствие произнесения. Но главное – я помню, как мне этого не хватало в детстве.

По этому принципу я вообще строила свои отношения с ребенком.

Именно этого мне не хватало

Она тоже стала читать в пять лет. Как-то легко и естественно научилась. Я, показав способы складыванья букв и слов, читая ей, прерывалась под каким-нибудь очень важным предлогом на самом интересном месте. А когда возвращалась, то обнаруживала ее с книжкой в руках, пытавшуюся самостоятельно читать дальше. Но даже после того, как она освоила сей процесс, на протяжении всего ее детства и даже юности мы не бросили нашей привычки читать вслух друг другу и обсуждать прочитанное.

Чтение сделало меня авторитетной в ее глазах. Видя в моих руках книгу, она тут же совала в нее нос, несмотря на уверенья, что книга взрослая, научная, без картинок и вообще. Бывало, что на приставанья – почитай-почитай – я выдавала ей вслух то, что находилось у меня в руках. Таким образом, она, пятилетняя, слушала музыку стихов Пастернака и Мандельштама, а к стихотворению Цветаевой «Окно» сделала гениальную иллюстрацию, просто нарисовав два квадратика, один из которых закрасила черным. Таким образом, другой получился тем самым «окном, где опять не спят».

 «Маленького принца» де Сент-Экзюпери – с рождения и по сей день мою любимую книжку – я, конечно же, читала дочери постоянно. И каждый раз после прочтения ее волновал бесконечный вопрос: почему Маленькому принцу необходимо было умереть, чтобы вернуться на свою планету. Мои объяснения про бессмертие души полного ответа ей не давали. Нужна была предметность мотивировки, конкретика. Однажды, когда ей было уже 10 лет, мы возвращались из театра имени Станиславского со спектакля, поставленного по этой книжке.

– И все-таки я не понимаю, – прервала задумчивость дочь, – почему Маленькому принцу умереть понадобилось, чтоб домой, к своей любимой розе вернуться?

И тут я, в качестве аналогичного примера рассказала ей про Мастера и Маргариту, которые, как и Маленький принц, познав главный смысл – абсолютную любовь – умерли, чтоб объединиться навеки. А заодно и про Воланда с компанией, и про Иешуа с Понтием Пилатом рассказала. Дочь новой сказкой очень заинтересовалась:

– А у нас дома есть такая книжка?

– Есть, – отвечаю, только она взрослая и без картинок. Подрастешь чуток – прочитаешь.

Но не тут-то было. Как только мы вернулись домой, дочь, порывшись на стеллажах, быстро обнаружила страшно раритетные тогда, кустарно переплетенные два номера журнала «Москва» конца 1960-х. И представьте, читает – час, другой… Мне даже не по себе стало. Может, – думаю, – у девочки с головой плохо. Я-то ей сюжет адаптировано пересказывала, но, чтоб читать «Мастера» в 10 лет?! Книжка уж явно для этого возраста не простая. Потом я успокоилась, заметив, что читает она главы выборочно, пропуская события в древнем Ершалаиме. Правда, через полгода она уже прочла роман целиком, изрисовав целый альбом иллюстрациями к нему.

Она вообще зарисовывала почти все, что читала, а читала много, видимо потому и вырос из нее книжный график. Больше всего она любит иллюстрировать детские книжки. И не только потому, что прекрасно помнит себя в детстве. И не только в связи с тем, что подобная работа богата особыми возможностями для художника. У нее подрастают два сына, которые вот-вот начнут читать сами. А пока они только рассматривают картинки и в наших фамильных детских книжках, и в новых, купленных уже специально для них. И те и другие мы с удовольствием читаем им вслух под абажуром.

Фотоэкспресс

Любовь и Марат Кабаевы – родители двух дочерей, Алины и Лисаны. Алина – всемирно известная гимнастка, олимпийская чемпионка, чемпионка мира и Европы по художественной гимнастике. Лисана учится в московском вузе и тоже занимается спортом. Родители уверены, что на судьбу детей очень повлияло спортивное прошлое родителей (отец был футболистом, мать – баскетболисткой): им по наследству достались хорошие гены. Увлечение спортом дало девочкам очень многое: здоровье, целеустремленность, дисциплинированность и привычку добиваться поставленной цели.

Режим плюс творчество

Как же все начиналось? К режиму будущую олимпийскую чемпионку приучали с роддома: вовремя купали, выводили на прогулку, кормили, укладывали спать. Не потому, что с пеленок готовили ее к этой миссии. Просто мама сама жила по режиму и, конечно, приучала к этому дочь. Жизнь по строгому распорядку – не значит «как в армии». В ней было место и радости, и дружбе, и музыке, и танцам. С маленькой Алиной мама много танцевала, пела. Сначала, держа ее на руках, а потом, когда малышка научилась ходить, мама показывала ей под музыку какие-то движения, и девочка их повторяла. С детства Алина была не только спортивной, но и музыкальной.

«Я сразу разглядела артистичность Алины, – вспоминает ее мама. – Мы часто бывали в кафе и ресторанах, и дочь, только заслышав первые аккорды, выбегала на сцену и начинала плясать перед музыкантами. Никого никогда не стеснялась – прирожденная артистка».

Дома перед гостями Алина устраивала настоящие представления. Пела, читала стихи, танцевала. И всегда с переодеваниями. В ход шли мамины платья и блузки, бабушкины шарфики и платки.

«А теперь объявляйте, – давала она команду домашним. – Выступает народная артистка, чемпионка мира Алиночка Кабаева!». Часто мурлыкала себе под нос песни любимых папиных Bee Gees и Рода Стюарта. И спать ложилась исключительно под них.

С возрастом Алина не изменилась. В 1997 году, побывав на концерте Анжелики Варум, 13-летняя гимнастка так вдохновилась выступлением певицы, что, вернувшись домой, побежала переодеваться и стала изображать Анжелику, в точности копируя ее движения и интонации.

«Я много занималась с Алиной, – продолжает Любовь Михайловна. – Мне самой в детстве не хватало внимания родителей, поэтому особенно хотелось сохранить эту доверительность и теплоту, которая образовалась между мной и дочкой».

Лиха беда начало

Все новое и неизвестное Алина Кабаева осваивала смело и решительно. Сама научилась в 4 года плавать. В 8 лет – ездить верхом. Со свистом в ушах носилась на роликах и коньках.

А с художественной гимнастикой получилось вот как. Любови Михайловне одинаково нравились два вида спорта – фигурное катание и художественная гимнастика. Она считала их женственными и очень красивыми. В 3,5 года Алину отдали в секцию художественной гимнастики. Занятия ей очень нравились: девочка приходила домой и все еще раз показывала и рассказывала, закрепляя навыки. Включала музыку и говорила: «Мама, смотри, как у меня получается крутить пируэт». Вся семья выучила вместе с Алиной названия всех терминов художественной гимнастики и хореографических элементов.

Девочка очень переживала, когда мама не могла пойти с ней на тренировку. Она просила тогда приехать бабушку или соседку – только для того, чтобы довести ее до зала. «Я хочу на гимнастичку!» – говорила будущая олимпийская чемпионка.

Но желание – желанием, а, как выяснилось, у девочки был еще и талант. И распорядилась она им правильно. «Она у меня пахарь с детства», – с гордостью говорит Любовь Михайловна.

По словам отца, Алина была на редкость подвижной, готовой к любым выходкам, в том числе и весьма рискованным. Спорт помог ей «окультурить» энергию: девочка стремилась все делать лучше всех и ради этого готова была не щадить себя. Но Алина не ограничивалась только спортом. Она – разносторонняя натура, поэтому круг ее интересов всегда был широким.

В Москву, в Москву!

Баскетбольная команда, где играла Любовь Михайловна, тренировалась на стадионе «Старт» в Ташкенте. Там же работала и детская группа по художественной гимнастике, которую тренировала Ирина Александровна Винер.v

«Я специально приезжала в зал на полчаса раньше и смотрела, как она проводит тренировки, – вспоминает Любовь Кабаева. – Я была в нее просто влюблена как в тренера: какая она настойчивая, умная, красивая, насколько она соответствует этому виду спорта». В 1990-х годах Ирина Александровна уехала из Ташкента в Москву. И первый тренер Алины Кабаевой Вера Рамейко посоветовала ей поехать в столицу и попасть именно к Винер. Так и сделали. Ирина Винер посмотрела девочку и сказала, что она будет тренироваться теперь в Новогорске. v

Когда Любовь Михайловна поняла, что дочь остается, а ей придется уехать, она ужаснулась и расплакалась. Потом каждый день звонила Алине из Ташкента, раз в месяц непременно приезжала. К счастью, все шло хорошо, и вскоре Алина стала добиваться первых значительных побед, и в 15 лет стала чемпионкой Европы.

А потом Кабаевым повезло – Ирина Винер предложила Любови Михайловне место администратора в команде. Мама поехала в Москву, а папа остался в Ташкенте. Но зато теперь дочь была рядом и под присмотром.

На победу работает вся семья

Насколько глубоко родителям надо вникать и вмешиваться в тренировочный процесс? Этот вопрос волнует всех родителей, решивших, что их ребенок будет заниматься спортом серьезно. Профессионально вникать или нет – решать самим родителям, но даже на любительском уровне спорт отнимает много времени и сил.

Ни в коем случае нельзя давать понять ребенку, что когда-то можно пропустить тренировку. В этом Любовь Михайловна просто убеждена, а уж ей как никому другому известно, как хочется побаловать своего измученного тренировками ребенка. Но… нельзя!

Чем же компенсировать сверхнагрузки? Любовь Михайловна считает, что детям очень приятно, когда идешь с ними в ногу и живешь их интересами. «Я и тогда считала, и теперь так думаю: надо больше говорить с детьми, отвечать на их вопросы, интересоваться их проблемами. Ни в коем случае не отмахиваться: подожди, не до тебя. Выкроить хотя бы минуточку и обязательно поговорить, посекретничать. И в детском саду, и в школе, и потом во взрослой жизни. Отогреться возле родного человека – вот, что нужно больше всего на свете. Без этого детям очень плохо!v

Когда у них что-то не получается и опускаются руки, им очень нужна моральная поддержка родителей. Иначе они замкнутся в себе, как в коконе.

За многие годы Алининых выступлений у мамы сложился свой ритуал: накануне навести полный порядок в доме, вовремя встать, позвонить перед соревнованиями дочери и подбодрить ее: «Все будет хорошо!». А вот себя подбадривать было куда сложнее. По дороге до Дворца спорта не находила себе места – все тряслось внутри, и полторы минуты выступления тянулись бесконечно.

А что сейчас?

Алина закончила факультет спортивного менеджмента в Московском университете сервиса. А еще она учится в Университете Лесгафта в Санкт-Петербурге. Пока не определилась – чем заняться, ей многое нравится: и телевидение, и актерская профессия.

Младшая дочь Лисана учится в том же университете сервиса, который закончила сестра, на специальности «гостиничный бизнес».

А если дочери решат сменить страну проживания, как к этому отнесетесь, спрашиваю в заключение беседы у мамы сестер Кабаевых. «Никогда! – решительно заявляет Любовь Михайловна. – За границей можно жить лишь некоторое время, а потом начинаешь скучать. Так происходит и со мной, и с девочками. Жить нужно среди тех, с кем ты можешь общаться на родном языке, кто тебя понимает. Выжить ведь можно даже на необитаемом острове, хотя лучше там не оказываться. Но жить надо там, где ты родился и вырос».

Маргарита Шиц